Всё подсохло. И
почки уж есть.
Зацветут скоро
ландыши, кашки.
Вот плывут
облачка, как барашки.
Громче, громче
весенняя весть.
Я встревожен назойливым
писком:
Подткнувшись,
ворчливая Фекла,
нависая над
улицей с риском,
протирает оконные
стекла.
Тут известку
счищают ножом…
Тут стаканчики с
ядом… Тут вата…
Грудь апрельским
восторгом объята.
Ветер пылью
крутит за окном.
Окна настежь – и
крик, разговоры,
и цветочный
качается стебель,
и выходят на двор
полотеры
босиком
выколачивать мебель.
Выполз кот и
сидит у корытца,
умывается
бархатной лапкой.
Вот мальчишка в
рубашке из ситца,
пробежав,
запустил в него бабкой.
В небе свет
предвечерних огней.
Чувства снова,
как прежде, огнисты.
Небеса все синей
и синей,
Облачка, как
барашки, волнисты.
В синих далях
блуждает мой взор.
Все земные
стремленья так жалки…
Мужичонка в
опорках на двор
с громом ввозит
тяжелые балки.
1903
Москва