1
Даль – без конца.
Качается лениво,
шумит овес.
И сердце ждет
опять нетерпеливо
всё тех же грез.
В печали бледной,
виннозолотистой,
закрывшись тучей
и окаймив дугой
ее огнистой,
сребристо жгучей,
садится солнце
красно-золотое…
И вновь летит
вдоль желтых нив
волнение святое,
овсом шумит:
«Душа, смирись:
средь пира золотого
скончался день.
И на полях
туманного былого
ложится тень.
Уставший мир в
покое засыпает,
и впереди
весны давно никто
не ожидает.
И ты не жди.
Нет ничего… И
ничего не будет…
И ты умрешь…
Исчезнет мир, и
Бог его забудет.
Чего ж ты ждешь?»
В дали
зеркальной, огненно-лучистой,
закрывшись тучей
и окаймив дугой
ее огнистой,
пунцово-жгучей,
огромный шар,
склонясь, горит над нивой
багрянцем роз.
Ложится тень.
Качается лениво,
шумит овес.
Июль 1902
Серебряный
Колодезь
2
Я шел домой
согбенный и усталый,
главу склонив.
Я различал
далекий, запоздалый
родной призыв.
Звучало мне:
«Пройдет твоя кручина,
умчится сном».
Я вдаль смотрел –
тянулась паутина
на голубом
из золотых и
лучезарных ниток…
Звучало мне:
«И времена
свиваются, как свиток…
И всё во сне…
Для чистых слез,
для радости духовной,
для бытия,
мой падший сын,
мой сын единокровный,
зову тебя…»
Так я стоял
счастливый, безответный.
Из пыльных туч
над далью нив
вознесся злaтocвeтный
янтарный луч.
Июнь 1902
Серебряный
Колодезь
3
Шатаясь,
склоняется колос.
Прохладой
вечерней пахнет.
Вдали замирающий
голос
в безвременье
грустно зовет.
Зовет он
тревожно, невнятно
туда, где воздушный
чертог,
а тучек
скользящие пятна
над нивой плывут
на восток.
Закат полосою
багряной
бледнеет в дали
за горой.
Шумит в
лучезарности пьяной
вкруг нас океан
золотой.
И мир, догорая,
пирует,
и мир славословит
Отца,
а ветер ласкает,
целует.
Целует меня без
конца.
Март 1902
Москва