Была туманной и
безвестной,
Мерцала в лунной вышине,
Но воплощенной и
телесной
Теперь являться стала
мне.
И вот – среди беседы чинной,
Я вдруг с растерянным
лицом
Снимаю волос, тонкий,
длинный,
Забытый на плече моем.
Тут гость из-за стакана
чаю
Хитро косится на меня.
А я смотрю и понимаю,
Тихонько ложечкой звеня:
Блажен, кто завлечен
мечтою
В безвыходный, дремучий
сон,
И там внезапно сам собою
В нездешнем счастьи
уличен.
1922