Ветер рвется за
рубаху,
Весла гнутся и
скрипят.
Заноси плечо с
размаху,
Грудь закидывай
назад!
Ивы гуще
водопада
Никнут сизой
пеленой...
Хоть одна б
всплыла наяда,
Хоть один бы
водяной!
В каждой лодке –
пресный, местный,
Добросовестный
роман:
Гретхен с шеей
полновесной
И берлинский
Дон-Жуан.
Лобызнутся,
вытрут губы –
И опять за
бутерброд.
Пожуют, оскалят
зубы
И друг к другу
тянут рот...
В весла яростно
влезая,
Выбираюсь на
простор.
Из надводного
сарая
Запыхтел
пузан-мотор.
Трели томных
жабьих взводов
Все страстнее...
Ну и прыть!
Хоть у них без
бутербродов
Обойдется, может
быть...
Яхты плавно и
любовно
Воду носом
бороздят.
Вечереет. В
восемь ровно
Надо к пристани
назад...
Мглится влажная
прохлада.
Вдруг под ивой у
коряг
Пузырем всплыла
наяда
И беклиновский
толстяк.
Не смутился я
нимало, –
Чем нас нынче
удивишь?
И шипящей лодки
жало
К ним направил
сквозь камыш.
В час вечерний,
в час бескрайний,
В час, гасящий
небосвод, –
Что друг другу
шепчет тайно
Нежить местных
пресных вод?
«Не утопленник –
огарок!»
Злобно фыркнул
водяной.
«В кошельке –
сто тысяч марок...
Тьфу, какой улов
дрянной!»
А в ответ уста
вздохнули:
«Ах, что
сделалось с людьми!
Дед! Куда ж они
девали
Все червонцы,
черт возьми?!»...
<1923>