I
Какая
кротость умиранья!
На
грядках иней, словно пух.
В
саду цветное увяданье
И
пышных листьев прелый дух.
Река
клубится серым паром.
Хрустит
промерзший старый плот.
Далеким
радостным пожаром
Зарделись
клены у болот.
Заржавел
дуб среди площадки.
Скрутились
листья, темен ствол.
Под
ним столпились в беспорядке
Скамейки
голые и стол.
Ель в
небе легче кипариса.
Всем
осень – ей зеленый взлет...
На
алых зернах барбариса
Морозно-матовый
налет.
Цветы
поникли на дорожки»
На
лепестках комки земли.
В
узлах душистого горошка
Не
все бутоны расцвели...
В
аллеях свежий ветер пляшет.
То
гнет березы, как рабов»
То,
утомясь, веревкой машет
У
гимнастических столбов.
В
вершинах робкий шепот зова
И
беспокойный смутный бег.
Как странно
будет видеть снова
Пушистый белый-белый снег...
II
Всплески
весел и скрипы уключин –
Еле
слышные, жалкие скрипы.
Под
кустами ряд черных излучин
Заткан
желтыми листьями липы.
Сколько
листьев... Под выгнутой ивой»
Как
лилово-румяные пятна,
Стынут
в лоне воды сиротливой.
Небо
серо, и даль непонятна.
Дымный
дождик вкруг лодки запрыгал,
Ветром
вскинуло пыль ледяную,
И
навес из серебряных игол
Вдруг
забился о гладь водяную.
За
дождем чуть краснели рябины –
Вырезные
поникшие духи,
И
безвольно качались осины,
Как
худые, немые старухи.
Проплыла
вся измокшая дача.
Черный
мост перекинулся четко.
Гулко
в доски затопала кляча,
И,
дрожа, закивала пролетка.
Под
мостом сразу стало уютней:
С
темных бревен вниз свесилась пакля,
Дождь
гудел монотонною лютней,
Даль
в пролете, как фон для спектакля.
Фокс
мой, к борту прижав свои лапы,
Нюхал
воздух в восторженной позе.
Я
сидел неподвижно без шляпы
И
молился дождю и березе.
<1912>