Всегда
готовое голодное витийство
Нашло
себе вопрос очередной:
Со
всех столбов вопит «Самоубийство», –
Масштаб
мистический, научный и смешной.
Кто
чаще травится – мужчины или дамы,
И что
причиной – мысли иль любовь?
Десятки
праздных с видом Далай-Ламы
Макают
перья в тепленькую кровь.
И лихачи,
искрясь дождем улыбок
И не
жалея ловких рук и ног,
В предсмертных
письмах ищут лишь ошибок:
Там
смерть чрез ять, – а там – комичен слог.
Последний
миг подчас и глуп, и жалок,
А годы
скорби скрыты и темны, –
И вот
с апломбом опытных гадалок
Ведут
расценку трупов болтуны.
В моря
печатных праздных разговоров
Вливаются
потоки устных слов:
В салонах
чай не вкусен без укоров
По
адресу простреленных голов...
Одних
причислят просто к сумасшедшим,
Иных
– к незрелым, а иных – к «смешным»...
Поменьше
бы внимания к ушедшим,
Побольше
бы чутья к еще живым!
Бессмысленно
стреляться из-за двойки, –
Но
сами двойки – ваша ерунда,
И ваш
рецепт тупой головомойки
Не
менее бессмыслен, господа!
И если
кто из гибнущих, как волки,
Выходит
из больницы иль тюрьмы, –
Не
все ль равно вам, выпьет он карболки
Или
замерзнет в поле средь зимы?
Когда
утопленника тащат из канала,
Бегут
подростки, дамы, старички,
И кто-нибудь,
болтая что попало,
Заглядывает
мертвому в зрачки.
Считайте
ж ведра уксусного зелья!
Пишите!
Глотка лжива и черства:
«Сто
тридцать отравилось от безделья,
А двести
сорок два – из озорства».
<1913>