В
небе полоски дешевых чернил
Со
снятым молоком вперемежку,
Пес
завалился в пустую тележку
И
спит. Дай, Господи, сил!
Черви
на темных березах висят
И
колышат устало хвостами.
Мошки
и тени дрожат над кустами.
Как
живописен вечерний мой сад!
Серым
верблюдом стала изба.
Стекла,
как очи тифозного сфинкса.
С
видом с Марса упавшего принца
Пот
неприятия злобно стираю со лба...
Кто-то
порывисто дышит в сарайную щель.
Больная
корова, а может быть, леший?
Лужи
блестят, как старцев-покойников плеши.
Апрель?
Неужели же это апрель?!
Вкруг
огорода пьяный, беззубый забор.
Там,
где закат, узкая ниточка желчи.
Страх
все растет, гигантский, дикий и волчий...
В
темной душе запутанный темный узор.
Умерли
люди, скворцы и скоты.
Воскреснут
ли утром для криков и жвачки?
Хочется
стать у крыльца на карачки
И
завыть в глухонемые кусты...
Разбудишь
деревню, молчи! Прибегут
С
соломою в патлах из изб печенеги,
Спросонья
воткнут в тебя вилы с разбега
И
триста раз повернут...
Черным
верблюдом стала изба.
А
в комнате пусто, а в комнате гулко.
Но
лампа разбудит все закоулки,
И
легче станет борьба.
Газетной
бумагой закрою пропасть окна.
Не
буду смотреть на грязь небосвода!
Извините
меня, дорогая природа, –
Сварю
яиц, заварю толокна.
<1910>
Заозерье