Мы плыли с
острова Пор-Кро
В моторной
лодке...
Волны боковые
С шипящим шумом
хлопались в борта.
С гребня вновь
на гребень
Всползала грузно
лодка
И вновь в
лоснящиеся скаты низвергалась.
Муть подступала
к сердцу...
Мы все притихли,
И даже дети на
крутом носу
Встречали веер
брызг молчаньем.
Француз-рыбак,
веселый провансалец,
Насупившись,
брал в лоб шальные волны,
Чтобы удары
гулкие ослабить...
Мигнул
подручному, – и коренастый малый
Обвисший рыжий
парус вздернул ввысь.
Раздулась грудь,
конец залопотал,
Канат из рук
толчками вырывая...
Воздушным
першероном
Косящий впрягся
парус
Машине в
помощь...
Тяжко-тяжко
Брал бот за
валом вал.
С журчащим
рокотом ручьи к корме струились,
И нудно пахло
маслом.
Как сердце старое,
Прерывисто и
глухо
Стучал мотор.
А в небесах над
нами
В торжественной
беззвучности заката
Пылали облака...
От края и до
края,
Пунцово-золотые,
Перебегали
струны.
Над нашим
грузным ботом, –
Усталою,
ныряющей собакой, –
Над нашим жалким
скарбом,
Качающимся
яростно у ног,
Над нашим
содроганьем и борьбой
Дышала тишина...
Оранжевые тихие
утесы
Вставали
полукругом над водой,
И засыпающая
даль сливала волны
В лиловую
пустыню.
Лишь чайки,
крылья изогнув серпами,
Парили в зыбкой
мгле...
Я к борту
прислонился, –
Муть подступала
к сердцу,
И странную
беззвучную молитву
Уста мои
шептали:
«Не дай, о
Господи, Твой вечер золотой –
Благоуханное и
нежное молчанье –
Мне осквернить
недомоганьем мерзким...
Смири хребты
разнузданных валов...
Я грешен, зол, и
дик, и невоздержан, –
Дай мне ступить
на твердый край земли,
И Ты увидишь – я
исправлюсь...»
И вот
свершилось...
Как будто
благостная, властная рука
Смирила волны
маслом.
Мы обогнули алую
скалу.
Валы ягнятами
покорными свернулись,
Сквозь мглу
прибрежные мигнули нам огни,
Вновь на носу
защебетали дети,
И я, из-под
скамьи достав бутылку,
Припал к ней с
облегченьем...
1931