Мюнхен,
Мюнхен, как не стыдно!
Что
за грубое безвкусье –
Эта
баба из металла
Ростом
с дюжину слонов!
Между
немками немало
Волооких
монументов
(Смесь
Валькирии с коровой), –
Но
зачем же с них лепить?
А
потом, что за идея –
На
баварские финансы
Вылить
в честь баварцев бабу
И
«Баварией» назвать?!..
После
этих честных мыслей
Я у
ног почтенной дамы
Приобрел
билет для входа
И
полез в ее живот.
В
животе был адский климат!
Как
разваренная муха,
Вверх
по лестнице спиральной
Полз
я в гулкой темноте.
Наконец,
с трудом, сквозь горло
Влез
я в голову пустую,
Где
напев сквозного ветра
Спорил
с дамской болтовней.
На
дешевом стертом плюше
Тараторили
две немки.
Потный
бурш, расставив ноги,
Впился
в дырку на челе.
Чтобы
выполнить программу,
Поглядел
и я сквозь дырку:
Небо,
тучки – и у глаза
Голубиные
следы.
Я,
вздохнув, склонился к горлу,
Но
оттуда вдруг сверкнула,
Загораживая
выход,
Темно-розовая
плешь.
Это
был толстяк-баварец.
Содрогаясь,
как при родах,
Он
мучительно старался
Влезть
«Баварии» в мозги.
Гром
железа... Град советов...
Хохот
сверху. Хохот снизу...
Залп
проклятий – и баварец,
Пятясь
задом, отступил.
В
тщетном гневе он у входа
Деньги
требовал обратно:
Величавый
сфинкс-привратник
Был,
как рок, неумолим!
И,
скрывая смех безумный,
Смех,
сверлящий нос и губы,
Смех,
царапающий горло,
Я
по-русски прошептал:
«О
наивный мой баварец!
О
тщеславный рыцарь жира!
Не
узнать тебе вовеки,
Что в
«Баварской» голове!»
<1911>