Врубелю
О,
пусть тревожно разум бродит
И
замирает сердце – пусть,
Когда
в очах моих восходит
Философическая
грусть.
Сажусь
за стол... И полдень жуткий,
И
пожелтевший фолиант
Заложен
бледной незабудкой;
И
корешок, и надпись: Кант.
Заткет
узорной паутиной
Цветную
бабочку паук –
Там,
где над взвеянной гардиной
Обвис
сиренью спелый сук.
Свет
лучезарен. Воздух сладок...
Роняя
профиль в яркий день,
Ты по
стене из темных складок
Переползаешь,
злая тень.
С
угла свисает профиль строгий
Неотразимою
судьбой.
Недвижно
вычерчены ноги
На
тонком кружеве обой.
Неуловимый,
вечно зыбкий,
Не
мучай и подай ответ!
Но
сардонической улыбки
Не
выдал черный силуэт.
Он
тронулся и тень рассыпал.
Он со
стены зашелестел;
И со
стены бесшумно выпал,
И
просквозил, и просерел.
В
атласах мрачных легким локтем
Склонясь
на мой рабочий стол,
Неотвратимо
желтым ногтем
Вдоль
желтых строк мой взор повел.
Из
серебристых паутинок
Сотканный
грустью лик кивал,
Как
будто рой сквозных пылинок
В
полдневном золоте дрожал.
В
кудрей волнистых, золотистых
Атласистый
и мягкий лен
Из
незабудок росянистых
Гирлянды
заплетает он.
Из
легких трав восходят турьи
Едва
приметные рога.
Холодные
глаза – лазури, –
Льют
матовые жемчуга;
Сковали
матовую шею
Браслеты
солнечных огней...
Взвивается,
подобный змею,
Весь
бархатный, в шелку теней.
Несущий
мне и вихрь видений,
И
бездны изначальной синь,
Мой
звездный брат, мой верный гений,
Зачем
ты возникаешь? Сгинь!
Ты
возникаешь духом нежным,
Клоня
венчанную главу.
Тебя
в краю ином безбрежном
Я
зрел во сне и наяву.
Но
кто ты, кто? Гудящим взмахом
Разбив
лучей сквозных руно,
Вскипел,
– и праздно прыснул прахом
В
полуоткрытое окно.
С
листа на лист в окошке прыснет,
Переливаясь,
бриллиант...
В
моих руках бессильно виснет
Тяжеловесный
фолиант.
Любви
не надо мне, не надо:
Любовь
над жизнью вознесу...
В
окне отрадная прохлада
Струит
перловую росу.
Гляжу:
– свиваясь вдоль дороги,
Косматый
прах тенит народ,
А в
небе бледный и двурогий,
Едва
замытый синью лед.
Серпом
и хрупким, и родимым
Глядится
в даль иных краев,
Окуреваем
хладным дымом
Чуть
продышавших облаков.
О,
пусть тревожно разум бродит
Над
грудою поблеклых книг...
И
Люцифера лик восходит,
Как
месяца зеркальный лик.
1908
Москва