Сентябрьский,
свеженький денек.
И я,
как прежде, одинок.
Иду –
бреду болотом топким.
Меня
обдует ветерок.
Встречаю
осень сердцем робким.
В ее
сквозистую эмаль
Гляжу
порывом несогретым.
Застуденеет
светом даль, –
Негреющим,
бесстрастным светом.
Там
солнце – блещущий фазан –
Слетит,
пурпурный хвост развеяв;
Взлетит
воздушный караван
Златоголовых
облак – змеев.
Душа полна:
она ясна.
Ты –
и утишен, и возвышен.
Предвестьем
дышит тишина.
Все
будто старый окрик слышен, –
Разгульный
окрик зимних бурь.
И
сердцу мнится, что – навеки.
Над
жнивою тогда лазурь
Опустит
облачные веки.
Тогда
слепые небеса
Косматым
дымом даль задвинут;
Тогда
багрянец древеса,
Вскипая,
в сумрак бледный кинут.
Кусты,
вскипая, мне на грудь
Хаосом
листьев изревутся;
Подъятыми
в ночную муть
Вершинами
своими рвутся.
Тогда
опять тебя люблю.
Остановлюсь
и вспоминаю.
Тебя
опять благословлю.
Благословлю,
за что – не знаю.
Овеиваешь
счастьем вновь
Мою
измученную душу.
Воздушную
твою любовь,
Благословляя,
не нарушу.
Холодный,
темный вечерок.
Не
одинок, и одинок.
1907
Париж