Георгию
Иванову
Когда зеленый луч, последний на
закате,
Блеснет и скроется, мы не узнаем
где,
Тогда встает душа и бродит, как
лунатик,
В садах заброшенных, в безлюдьи
площадей.
Весь мир теперь ее, ни ангелам, ни птицам
Не позавидует она в тиши аллей.
А тело тащится вослед и тайно
злится,
Угрюмо жалуясь на боль свою земле.
«Как хорошо теперь сидеть в кафе
счастливом,
Где над людской толпой потрескивает
газ,
И слушать, светлое потягивая пиво,
Как женщина поет «La p'tite
Tonkinoise».*
Уж карты весело порхают над столами,
Целят скучающих, миря их с бытием.
Ты знаешь, я люблю горячими руками
Касаться золота, когда оно мое».
«Подумай, каково мне с этой
бесноватой,
Воображаемым внимая голосам,
Смотреть на мелочь звезд; ведь очень
небогато
И просто разубрал Всевышний небеса».
Земля по временам сочувственно
вздыхает,
И пахнет смолами, и пылью, и травой,
И нудно думает, но все-таки не
знает,
Как усмирить души мятежной
торжество.
«Вернись в меня, дитя, стань снова
грязным илом,
Там, в глубине болот, холодным,
скользким дном.
Ты можешь выбирать между Невой и
Нилом
Отдохновению благоприятный дом.
Пускай ушей и глаз навек сомкнутся
двери,
И пусть истлеет мозг, предавшийся
врагу,
А после станешь ты растеньем или
зверем…
Знай, иначе помочь тебе я не могу».
И все идет душа, горда своим уделом,
К несуществующим, но золотым полям,
И все спешит за ней, изнемогая,
тело,
И пахнет тлением заманчиво земля.
________
*«Крошка из Тонкина» (фр.)