1
Ушел
я раннею весной.
В
руке – протрепетали свечи.
Платок
линючей пеленой
Обвил
мне сгорбленные плечи, –
Оборванный,
чужой платок...
В
надорванной груди – ни вздоха;
Вот
приложил к челу пучок
Колючего
чертополоха;
На
ледянистое стекло
Ногою
наступил; и – замер...
Там –
время медленно текло
Средь
одиночных, буйных камер.
Сложивши
руки, без борьбы
Судьбы
я ожидал развязки.
Безумства
мертвые рабы
Там
мертвые свершали пляски:
В
своих дурацких колпаках,
В
своих ободранных халатах,
Они
кричали в мертвый прах,
Они
рыдали на закатах.
Там
вечером – и нем, и строг, –
Вставал
над крышами пустыми
Коралловый,
кровавый рог
В
лазуревом, но душном дыме.
И,
как повеяло весной, –
Я
убежал из душных камер,
Упился
юною весной;
И
средь полей блаженно замер.
Мне
проблистала бледность дня;
Пушистой
вербой кто-то двигал;
Но
вихрь танцующий меня
Обсыпал
тучей льдяных игол.
Склоняюсь
в отсыревший мох;
Кидается
на грудь, на плечи –
Чертополох,
чертополох:
Кусается
– и гасит свечи.
2
Пришли
и видят – я брожу
Средь
иглистых чертополохов.
И вот
опять в стенах сижу.
В
очах нет слез; в груди – нет вздохов.
Мне
жить в застенке суждено.
О, да
– застенок мой прекрасен.
Я
понял все. Мне все равно.
Я не
боюсь. Мой разум ясен.
Моей
мольбой, моим псалмом
Встречаю
облак семиглавый,
Да
оборвет взрыдавший гром
Дух
празднословия лукавый!
Мне
говорят, что я умру,
Что
худ я и смертельно болен.
Внемлю
– набату: серебру
Заклокотавших
колоколен.
04.