Кто
здесь жил – камергер, Дон Жуан иль патриций,
Антикварий,
художник, сухой лаборант?
В
каждой мелочи чванство вельможных традиций
И
огромный, пытливый и зоркий талант.
Ордена,
письма герцогов, перстни, фигуры,
Табакерки,
дипломы, печати, часы,
Акварели
и гипсы, полотна, гравюры,
Минералы
и колбы, таблицы, весы...
Маска
Данте, Тарквиний и древние боги,
Бюстов
герцогов с женами – целый лабаз.
Со
звездой, и в халате, и в лаврах, и в тоге –
Снова
Гете и Гете – с мешками у глаз.
Силуэты
изысканно-томных любовниц,
Сувениры
и письма, сухие цветы –
Все
открыто для праздных входящих коровниц
До
последней интимно-пугливой черты.
Вот
за стеклами шкафа опять панорама:
Шарф,
жилеты и туфли, халат и штаны.
Где
же локон Самсона и череп Адама,
Глаз
Медузы и пух из крыла Сатаны?
В
кабинете уютно, просторно и просто,
Мудрый
Гете сюда убегал от вещей,
От
приемов, улыбок, приветствий и тостов,
От
случайных назойливо-цепких клещей.
В
тесной спаленке кресло, лекарство и чашка.
«Б
о л ь ш е с в е т а!» В ответ,
наклонившись к нему,
Смерть,
смеясь, на глаза положила костяшки
И
шепнула: «Довольно! Пожалуйте в тьму...»
В
коридоре я замер в смертельной тревоге –
Бледный
Пушкин, как тень, у окна пролетел
И
вздохнул: «Замечательный домик, ей-богу!
В
Петербурге такого бы ты не имел...»