Гремит
мазурка – вся призыв.
На
люстрах пляшут бусы.
Как
пристяжные, лбы склонив,
Летит
народ безусый.
А
гимназистки-мотыльки,
Откинув
ручки влево,
Как
одуванчики легки,
Плывут
под плеск напева.
В
передней паре дирижер,
Поручик
Грум-Борковский,
Вперед
плечом, под рокот шпор
Беснуется
чертовски.
С
размаху на колено встав,
Вокруг
обводит леди
И
вдруг, взметнувшись, как удав,
Летит,
краснее меди.
Ресницы
долу опустив,
Она
струится рядом,
Вся
огнедышащий порыв
С
лукаво-скромным взглядом...
О
ревность, раненая лань!
О
ревность, тигр грызущий!
За
борт мундира сунув длань,
Бледнеет
классик пуще.
На
гордый взгляд – какой цинизм! –
Она,
смеясь, кивнула...
Юнец,
кляня милитаризм,
Сжал
в гневе спинку стула.
Домой?..
Но дома стук часов,
Белинский
над кроватью,
И
бред полночных голосов,
И гул
в висках... Проклятье!
Сжав
губы, строгий, словно Дант,
Выходит
он из залы.
Он не
армейский адъютант,
Чтоб
к ней идти в вассалы!..
Вдоль
коридора лунный дым
И пар
неясных пятна,
Но
пепиньерки мчатся к ним
И
гонят в зал обратно.
Ушел
бедняк в пустынный класс,
На
парту сел, вздыхая,
И,
злясь, курил там целый час
Под
картою Китая.