С
Дуняшей, горничной, домой
Летит
она, болтая.
За
ней вдоль стен, укрытых тьмой,
Крадется
тень худая...
На
сердце легче: офицер
Остался,
видно, с носом.
Вон
он, гремя, нырнул за сквер
Нахмуренным
барбосом.
Передник
белый в лунной мгле
Змеится
из-под шали.
И
слаще арфы – по земле
Шаги
ее звучали...
Смешно!
Она косится вбок
На
мрачного Отелло.
Позвать?
Ни-ни. Глупцу – урок,
Ей
это надоело!
Дуняша,
юбками пыля,
Склонясь,
в ладонь хохочет,
А
вдоль бульвара тополя
Вздымают
ветви к ночи.
Над
садом – перья зыбких туч.
Сирень
исходит ядом.
Сейчас
в парадной щелкнет ключ,
И
скорбь забьет каскадом...
Не он
ли для нее вчера
Выпиливал
подчасник?
Нагнать?
Но тверже топора
Угрюмый
восьмиклассник:
В
глазах – мазурка, адъютант,
Вертящиеся
штрипки,
И
разлетающийся бант,
И
ложь ее улыбки...
Пришли.
Крыльцо, как темный гроб,
Как
вечный склеп разлуки.
Прижав
к забору жаркий лоб,
Сжимает
классик руки.
Рычит
замок, жестокий зверь,
В
груди – тупое жало.
И
вдруг... толкнув Дуняшу в дверь,
Она с
крыльца сбежала.
Мерцали
блики лунных струй
И
ширились все больше.
Минуту
длился поцелуй!
(А
может быть, и дольше.)