1
Когда весной, ребенком,
утром, рано,
Я жаворонка слышал в
первый раз,
Казалось мне, что в
воздухе – рассказ
Весны из огнецветного
тумана.
Поздней я слышал в храме вспев органа,
И радугой горел в душе алмаз,
Ответный вспев размерно пел и гас.
Но самый яркий – голос Океана.
В нем слитный гул
несчитанных веков,
В нем плещет довременное
мечтанье,
Из самых первых далей
мирозданья.
И дух, освободившись от оков,
Прияв – в ночи – безбрежного рыданья,
Совьет венец из древних жемчугов.
2
Раскрыт на небе огненный
альков,
Сверкают канделябры
неземные.
Зажженные сто тысяч лет
впервые.
Быть может, прежде.
Прежде всяких снов.
Душа своих касается основ.
Отдернут полог. Чу! Сторожевые
Поют в безгласьи гимны мировые,
Созвездьями раскинутых шатров.
Алмазные там скованы
скрижали
Законом неуклонного ума,
В котором вечность
говорит сама.
От бездны к бездне зовы побежали.
И вторит к сердцу говор в пенном вале,
Что нет, не дремлет творческая тьма.
3
В душе растут родные
терема.
Леса, луга, деревни и
станицы.
Родные лики. Песнь
родимой птицы.
Весна и побежденная
зима.
Вновь будут полны наши закрома
Отборной ржи и золотой пшеницы.
В объеме Миротворческой Десницы
Пространна ясность, только час – чума.
Опять ребенку, вешним
утром, рано,
В стозвучном гуле
дружных голосов,
Споет благословенье шум
лесов.
И песня, долетев из-за кургана,
В блаженный час разъятья темных ков,
Рассыплет вязь из древних жемчугов.