На заре. Свежо и рано.
Там вдали передо мною
Два столетние каштана,
Обожженные грозою.
Уж кудрявою листвою
На одном покрылась
рана...
А другой в порыве муки
Искалеченные руки
Поднял с вечною угрозой
–
Побежденный, но могучий,
В край, откуда идут
грозы,
Где в горах родятся
тучи.
И, чернея средь лазури,
Божьим громом опаленный,
Шлет свой вызов
непреклонный
Новым грозам, новой
буре.
Над чернеющими пнями
Свежесрубленного леса
Шепчут тонкие побеги
Зеленеющих берез.
А в лесу темно, как в
храме,
Елей темная завеса,
Пахнет хвоей под ногами,
И, как гроздья, среди
леса
Всюду пятна птичьих
звезд.
И от карканья ворон
Гул стоит со всех
сторон,
Как торжественный,
спокойный
Колокольный мерный звон
–
Гулкий, стройный
и унылый...
А над срубленными пнями,
Как над братскою
могилой,
Тихо двигая ветвями,
Им березы шелестят...
«Мир уставшим... Мир
усопшим», –
Вместе с дальним гулом
сосен,
Наклоняясь, говорят...
И им вторит издалека,
Нарушая цепь их дум,
Рокот вольного потока –
Вечной Жизни бодрый шум.
Думой новою объятый,
Я стою... И мне слышны
Словно дальние раскаты
Человеческой волны...
<23 июля 1902
Неаполь>