И. Г. Эренбургу
Грязную тучу тошнило
над городом.
Шмыгали ноги. Чмокали
шины.
Шоферы ругались,
переезжая прохожих.
Сгнивший покойник с
соседнего кладбища,
Во фраке, с облезшими
пальцами,
Отнял у девочки куклу.
Плакала девочка.
Святая привратница
отхожего места
Варила для ангелов суп
из старых газет:
«Цып, цып, цып, херувимчики...
Цып, цып, цып, серафимчики...
Брысь ты, архангел проклятый,
Ишь, отдавил серафиму
Хвостик копытищем...»
А на запасных путях
Старый глухой паровоз
Кормил жаркой чугунною
грудью
Младенца-бога.
В яслях лежала
блудница и плакала.
А тощий аскет на
сносях,
Волосатый, небритый и
смрадный,
В райской гостиной,
где пахло
Духами и дамскою
плотью,
Ругался черными
словами,
Сражаясь из последних
сил
С голой Валлотоновой
бабой
И со скорпионом,
Ухватившим серебряной
лапкою сахар.
Нос в монокле,
писавший стихи,
Был сораспят аскету,
И пах сочувственно
Пачулями и собственным
полом.
Медведь в телесном
трико кувыркался.
Райские барышни
Пили чай и были
растроганы.
А за зеркальным окном
Сгнивший покойник во
фраке,
Блудница из яслей,
Бог паровозный
И Божья Матерь,
Грустно меся ногами
навозную жижу,
Шли на запад
К желтой, сусальной
звезде,
Плясавшей на небе.
10 декабря 1915
Париж