1
О!
А может, удача моргнет
Косыми глазами тихони?
Гор гнет
Под шляпой зари,
Зари жестокой, угрюмой.
Нас рыбой поймали у
тони,
Где рыбарь, где невод,
где бьются челны,
Где молится море угрюмо
угрю: мой
Жестокою прачкой
портянки волны.
И лебедя пены угорь
поймет,
Головкою змея мелькая
По мерным волнам
непокоя.
И выдавят рыбы ячейки
тенет…
У рыбы есть тоже Байрон
или Гете
И скучные споры о
Магомете!
2
И ежели ветер, сверкая,
Ударит терновником море по
ранам
И гроза засмеется – есть
дева такая,
Что, смерч пересекши,
блистает Кораном.
Их ниткою собраны
слезы
Про гибели чистых
малюток.
Волос голубые морозы
Молю так:
Не будьте к нам, людям,
жестоки,
Катоны немого глагола,
У нас есть людские
пороки,
Не рыбы, не Савонаролы –
Пророки,
Чешуи мы не знаем, мы
голы.
3
Сегодня
Я иду беснуясь…
Я обручальный день войны
и сумасшедших грез
Иль
Я мученицы тело на ободе
колес,
Черепа с черепом сводня,
А разум хром.
Играю камнями, как
сумасшедший дом
Играет словом «бог».
Там в черном глазу
завывает пожар
И с черных ресниц пылает
навеки.
Мыслитель Джон Стюарт
Милль,
В окна прыгая
С обугленной книгою,
Он знает, что едкая
пыль, где он исчез, – твоя!
По водосточным трубам
верхом
Падал, разбитому образу
пара,
И мертвый упал он,
И люди кругом.
4
Обреюсь молчанием, у
слов выращу чуб.
Чертоги бога отдам
словам внаем.
Пусть каждое слово мое –
Это Разин выплюнул зубы
Вам: нате! проклятых
невольник.
Как поиск грозой
колокольни,
Велю – станут образу
метки.
Вы еще не поняли, что
мой глагол –
Это бог, завывающий в
клетке.
1915-1916