За мною, взвод!
И по лону вод
Идут серые люди –
Смелы в простуде.
Это кто вырастил серого
мамонта грудью?
И ветел далеких шумели
стволы.
Это смерть и дружина
идет на полюдье,
И за нею хлынули валы.
У плотины нет забора,
Глухо визгнули ключи.
Колесница хлынула Мора,
И за нею влажные мечи.
Кто по руслу шел,
утопая,
Погружаясь в тину
болота,
Тому смерть шепнула:
«Пая,
Здесь стой, держи ружье
и жди кого-то».
И к студеным одеждам
привыкнув
И застынув мечтами о
ней,
Слушай, – Смерть,
пронзительно гикнув,
Гонит тройку холодных
коней.
И, ремнями ударив,
торопит,
И на козлы, гневна вся,
встает,
И заречною конницей
топит,
Кто на Висле о Доне
поет.
Чугун льется по телу
вдоль ниток.
В руках ружья, а около
– пушки.
Мимо лиц – тучи серых
улиток,
Пестрых рыб и красивых
ракушек.
И выпи протяжно ухали,
Моцáрта пропели лягвы.
И мертвые, не зная,
здесь мокро, сухо ли
Шептали тихо: «заснул
бы, ляг бы…»
Но когда затворили гати
туземцы,
Каждый из них умолк.
И диким ужасом
исказились лица немцев
Увидя страшный русский
полк.
И на ивовой ветке,
извилин
Сноп охватывать лапой
натужась,
Хохотал задумчивый
филин,
Проливая на зрелище
ужас.
<1914>