…И были многие и многия: и были
враны с голосом «смерть!» и крыльями ночей, и правдоцветиковый папоротник, и
врематая избушка, и лицо старушонки в кичке вечности, и злой пес на цепи дней,
с языком мысли, и тропа, по которой бегают сутки и на которой отпечатлелись
следы дня, вечера и утра, и небокорое дерево, больное жуками-пилильщиками, и
юневое озеро, и глазасторогие козлы, и мордастоногие дива, и девоорлы с
грустильями вместо крылий и <ногами> Любови вместо босови, и мальчик,
пускающий с соломинки один мир за другим и хохочущий беззаботно, и было младенцекаменное
ложе, по которому струились злые и буйные воды, и пролетала низко над землей
сомнениекрылая ласточка, и пел влагокликий соловей на колковзором шиповнике, и
стояла ограда из времового тесу, и скорбеветвенный страдняк ник над водой, и
было озеро, где вместо камня было время, а вместо камышей шумели времыши. И
зыбились грустняки над озером. И плавал правдохвостый сом, и давала круги
равенствозубая щука, и толчками быстрыми и незаметными пятился назад –
справедливость – клешенный рак. И шествовала времяклювая цапля и глотала
лягушей с мировой икрой, на приятноватых ногах, и был старец, возделывавший
лжаное поле и молодежеперый кур застыл перед проведенной чертой.
И
свирелью подносила к устам девушка морель, и пролетала зарянка с молитвовыми
перьями над озером грустин, и небо было небато взорами женщин. И зыбились
грустняки вершинами, и блудливая пролетала роняющая солнца кукушка, и плыл
усатый молчанием голос, и были ночалые глаза под вечеровой ветвью, и блудатые
уста у негеющей ноздри, и змей с голосом «живу», и сквозь топливый тростник
плыл прошлоекрылый селезень к будущехохольной утке, оставляя круги и подымая
крылья, и серебристые оставляя борозды, и эти омирелые уста в прежних сумерках,
и птичка-богоед, и молчаниелистный лютик, и ужасавы, бегающие по всем следам.
И
мучеба во взорах немуха.
И
видения все учащались и учащались, и после видения и вытаскивания обратно
проглоченного кем-то куска бессмертия, с помощью крючка и при звуках общего
хохота, – после метели ужасных и страховидных кумиров был Ястмир
людноногий, парящий над всем, и расхаживал некий мирач, никем не мнимый, но
оставляющий порой пером ужас о своем существовании.
И
ответным клекотом клекотал Ястлюд, срывающий клювом человечествянную пену с
людяного моря. И повсюду летали пустотелые с безбытийными взорами враны, и всё
сущее было лишь дупла в дебле пустоты. И молчаниехвостый вран туда и сюда летал
над опустелыми жуткими нивами. И была кривдистая правда, и качались грусточки
над озером грустин, и был умночий пущи зол, и ужас стоял в полях мыслеземных, и
пение луков меняубийц…
Волк-следотворец
завыл, увидел стожаророгого оленя. И вся вселенная была широко раскрытый клюв
ворона.
Но с
ее лица не сходила овселеннелая улыбка сил, и время не уставало держать под
рукой черный костыль…
1908