Над алыми глазками малин, среди веселых голубей, что неба
голубей,
Колючие ведешь пути Берлин-Бомбей!
В часы осенней злючки, когда сыны качались дико лет,
Ты мечешь острые колючки, чтоб очи выколоть,
Людям выцарапать лицо раба.
Железным полотном Москва – Владивосток
Идешь ты в синеве, Сибирь, ночей седых свисток!
И путь сибирских поездов, примчавшихся говеть, зеленый и
стыдливый
Закончит в синеве <с> печаль<ю> лепесток.
Где полночь зеркала кудрей земной дубровы уроженка,
Течет рекою небыть, изломан путь ветвей.
Как всадника скок и стоны людей, осужденных «к стенке».
Воюя за простор, блестя глазами чародеев
И наколовши ночь на черный дрот ветвей,
Ты, дерево, дуброву ужаснуло: пространство на крючке
заснуло.
Донец-скакун, виски развеяв, летит по полю,
Копье в руке, военной радости полно.
Стучишь о звездное окно.
А у сумрака ока нет.
1921