Как раньше, темен
длинный берег,
Где дева с звоном
длинных серег,
С грустящим криком, с
заломом рук
Кинулась в море,
ринулась в звук
Иссиня-светлых вод,
Закончив грустный год,
В валов и рев и стук…
Один молчал, другая
ждала,
Один был бел, другая
мало,
И в лодке их вдвоем
качало,
Когда в венке из пены
человек
Подслушал нежной с
хладным спор,
Двоих печальный
разговор,
Сквозь волн прибойных
хладный бег.
«Ты кто? –
крылатый ящер,
Потомок змей, несчастья
пращур,
Ты попиратель слабой
веры
В чертогах строгих
морской пещеры?
Моих желаний, моих
надежд
Срыватель ясный во сне
одежд?
На закате темном тих,
Кто, какой ты силы сын?
Сладкий „он“ иль чуженин?
О, оставь, оставь меня,
Пожалей взамен других.
Милый! милый! –
что ты сделал!
Другом быть ужель не
мог?»
И пожатьем узко-белым
Сквозь рыдающие всхлипы
ей ответит ве<т>ер в белом,
Шевеля упавших кипы:
«Жизнь одна у нас –
ужели
Мы не в праве, мы не можем,
Только волны посвежели,
Припадать к холодным
ложам?
Имя бога призывая,
В час истомы и досуга,
Вспомни, вспомни,
дорогая,
Вспомни, вспомни, о
подруга!
Разве я тебя заставил,
Разве я тебя принудил
Счастья плод сорвать
без правил,
Как могучий случай судил?»
Но она ответит: «Нет!
Нет, речистый, не
сумеешь
Лани вынуть медный
вред,
Только холодом
повеешь!»
И она заплачет снова,
Слышны стоны сквозь
платок.
Он же верх гребня
резного
Прочь срывает, как
цветок.
Он гребет сильнее
веслами
Прямо к берегу к крутому,
Где за елями за рослыми
Пещеры манят их истому.
Но она моленьям звонким
Не ответствует, глуха,
И в ответ на просьбу к
гонкам
Смотрит прямо и суха.
Видит друга иль не
видит?
Любит или ненавидит?
Он, ее хулой обидя,
С нею рядом страшно
сидя,
Страстны речи лепеча,
Умоляя и крича,
Хочет мысль ее
прочесть,
Хочет месть ее отвесть.
Но, угрозою полна,
Отодвинувшись врозь
снова
К краю легкого челна,
Она шепчет страсти
слово:
«Если эта жизнь
обманет,
– О, несчастье, о,
беда!»
В нем ее ничто не
манит.
(Очи страшного суда.)
Челн о волны бился
валок,
Билась вольная волна.
Он был, плача тихо,
жалок.
Она грустию полна.
И потом уходит гордо
Поправляя волоса,
По тропинке горной
твердо,
Где белеют паруса.
Чтоб с чела того утеса,
Где поет и воет плесо,
Где гнездуют ястреба,
Тело слабое неслося
В влаги вольные гроба.
Он обернулся, молвив:
«Прощай.
О солнце, ее не
освещай.
Сокройся и падай,
печальное, в море,
Сокройтесь и волны,
свидетели горя!»
Алчак хранит святую
тайну
Ее ужасного конца.
А юноша… он не случайно
Бежит любезного венца…
<1908>