В мое окно давно
гляделся день;
В моей душе, как
прежде, было смутно.
Лишь иногда отрадою
минутной
Дышала вновь весенняя
сирень,
Лишь иногда, пророчески
и чудно,
Мерцал огонь лампады
изумрудной.
Минутный миг! и снова я
тонул
В безгрезном сне, в
томительном тумане
Неясных форм, неверных
очертаний,
И вновь стоял
неуловимый гул
Не голосов, а воплей
безобразных,
Мучительных и странно
неотвязных.
Мой бедный ум, как
зимний пилигрим,
Изнемогал от тщетных
напряжений.
Мир помыслов и
тягостных сомнений,
Как влажный снег,
носился перед ним;
Казалось: ряд
неуловимых линий
Ломался вдруг в
изменчивой картине.
Стал сон ясней.
Дымящийся костер
На берегу шипел и
рассыпался.
В гирляндах искр
туманно означался
Безумных ведьм
неистовый собор.
А я лежал, безвольно
распростертый,
Живой для дум, но для
движений мертвый.
Безмолвный сонм
собравшихся теней
Сидел вокруг задумчивым
советом.
Десятки рук над
потухавшим светом
Тянулись в дым и
грелись у огней;
Седых волос обрывки
развевались,
И головы медлительно
качались.
И вот одна, покинув
страшный круг,
Приблизилась ко мне,
как демон некий.
Ужасный лик я видел
через веки,
Горбатый стан
угадывал, – и вдруг
Я расслыхал, как труп
на дне гробницы,
Ее слова, – как
заклинанья жрицы.
«Ты будешь жить! –
она сказала мне. –
Бродить в толпе ряды
десятилетий,
О, много уст вопьются в
губы эти,
О, многим ты „люблю“
шепнешь во сне!
Замрешь не раз в порыве
страсти пьяном…
Но будет все – лишь
тенью, лишь обманом!
Ты будешь петь! Придут
к твоим стихам
И юноши и девы, и
прославят,
И идол твой
торжественно поставят
На высоте. Ты будешь
верить сам,
Что яркий луч зажег ты
над туманом…
Но будет все – лишь
тенью, лишь обманом!
Ты будешь ждать! И меж
земных богов
Единого искать, тоскуя,
бога.
И, наконец, уснет твоя
тревога,
Как буйный ключ среди
глухих песков.
Поверишь ты, что стал
над Иорданом…
Но будет все – лишь
тенью, лишь обманом!»
Сказав, ушла. Хотел я
отвечать,
Но вдруг костер, пред
тем как рухнуть, вспыхнул,
И шепот ведьм в
беззвездной ночи стихнул,
Ужасный сон на грудь
мне лег опять.
Вновь понеслись
бесформенные тени,
И лишь в окно вливалась
песнь сирени.
19 января 1896